Latest56 дней прошло

"Особый контроль"

Терпение...
Очень хорошее описание.
Не перестаю поражаться искусству Василия тонко и точно рассказывать о психологии человека.
По сути, все его книги о человеке.
Читаю и не могу оторваться.


...
В лаборатории его встретил Травицкий. Он сидел в кресле и раз­глядывал экран мыслепроектора, отражающий рожденную Филип­пом конструкцию ТФ-антенны. Лицо у начальника было какое-то странное, будто он хотел засмеяться и заплакать одновременно. Заметив вошедшего конструктора, он кивком приветствовал его и рассматривал так долго, что у Филиппа появилось ощущение не­восполнимой потери, вернее, трагедии, происшедшей перед его приходом.
Однако ничего страшного не произошло. Травицкий стер изобра­жение на экране, воспроизвел выведенную Филиппом формулу ТФ-трансгрессии и с минуту разглядывал ее все с тем же недоуме­нием на лице. Потом сказал:
- Мальчик мой, я не люблю громких слов, как ты знаешь... Сядь на минуту и послушай.
Филипп, обеспокоенный таким вступлением, с тревогой посмот­рел на изящную вязь цифр и знаков формулы и осторожно присел на краешек «гостевого» дивана.
- Я знал, что ты хороший конструктор, что ты овладел несколь­кими видами синектических аналогий в конструировании, но...
прости меня, я не заметил, как ты вырос в синектора высшего клас­са! Ведь то, что ты сделал, возможно только при использовании
всех синектических элементов и, главное, аналогий четвертого вида! Кстати, а сам ты понял, к каким последствиям ведет твое открытие?
Филипп кивнул.
- Понял, наставник.
Травицкий разом погрустнел, стал похож на обычного Травицкого, носящего в себе чью-то боль, или тоску, или вину.
- Да, признаюсь, это достаточно великое открытие...— Гово­рил он теперь совсем тихо.— Достаточно великое, чтобы быть един­ственным. Но дай бог, чтобы я ошибался!
Он внезапно встал и увлек Филиппа за собой.
- Пойдем-ка со мной.
Они вышли в коридор, спустились на нижний, подземный этаж института, где царили холод и синий свет, и подошли к двери с над­писью: «Запасник». Дверь свернулась в трубку, недоумевающий Филипп переступил порог вслед за Травицким.

В помещении вспыхнул неяркий желтый свет, вскрыв чистый серый пол и громады ящиков по сторонам прохода. Травицкий на­правился куда-то в глубину лабиринта, пролез между штабелями баллонов древних вакуумных экранов и остановился в углу возле странного сооружения.
Сооружение состояло из плоской четырех­угольной пластмассовой доски, опирающейся на массивную метал­лическую станину с противовесом, и длинного суставчатого рычага с лимбом и рассохшимися линейками, составлявшими некогда пря­мой угол.
- Что это за хлам? — полюбопытствовал Филипп, рассмотрев сооружение.
- Так называемый кульман,— сказал Травицкий с благогове­нием.— Устройство для вычеркивания на бумаге различных черте­жей конструкций. Такими устройствами пользовались наши прадеды около двухсот лет назад.
- Но бумага... это же двумерный лист... плоскость. Как же они видели объем?
- Они чертили конструкции в изометрии, а также в нескольких проекциях: спереди, сверху, сбоку. Делали разрезы для пояснения.
- Так просто?!
- Просто и достаточно мудро для своего времени, но... простота метода или конструкции не всегда есть достоинство. Уразумел?
Филипп поразмышлял и признался:
- Не совсем, наставник.
Травицкий повернулся и пошел к выходу. У поворота оглянулся на покинутый временем кульман и сказал:
- Подумай, зачем мы сохранили у себя этот «хлам». Может быть, поймешь не сразу, не огорчайся. В свое время мне тоже зада­вали эту задачу, а понял я только годы спустя.
В лаборатории Филипп долго дивился на свое умеренно надоев­шее отражение в стеклопанели проектора и думал над словами Травицкого, и снова к нему пришло ощущение вины, будто он чем-то обидел своего последнего учителя, а потом в сознание из хаоса мыслей пробилась одна - все ли он учел в своем открытии, и он ухватился за эту мысль, она позволяла отвлечь совесть и второе «я», противного скептика, и Филипп достал из ниши корону эмкана и включил аппаратуру...
Открытие Филиппа, найденное им на стыке многих наук физики пространства, обсуждалось на очередном заседании Технического Совета Земли, породив лавину восторженных откликов со стороны несведущих и волну замечаний и экспериментальных проверок формулы всеми специалистами по ТФ-связи.
Травицкого вызывал к себе председатель Технического Совета Хейдо Уессон по поводу присвоения Филиппу Ромашину звания магистра технических наук. Против звания Травицкий не возражал, но просил подождать с присвоением месяц-два. Уессон не стал рас­спрашивать начальника бюро о мотивах его просьбы, само собой разумелось, что они достаточно серьезны.
- Этот Ромашин — теоретик таймфага? — спросил он.
- Нет, конструктор ТФ-аппаратуры,— ответил Травицкий.
- Странное явление! Для вывода формулы локальной транс­грессий, как это сделал он, нужны глубокие познания в области
структуры пространства, вакуума и ТФ-поля.
- Вы правы, случай оригинальный. Ромашин подошел к чисто теоретическому, математическому, умозрительному открытию с про­тивоположной стороны, от конструкции, в то время как нормальным считается обратное, от теории к конструкции. Что ж, еще по учеб­ному институту он был известен как неплохой математик, автор трех оригинальных работ по повышению информационной емкости ТФ-канала.
- Тогда это скрытый гений.
- Не гений, но рядовой талантливый творец.—-Травицкий улыбнулся.— Один мой знакомый сказал бы: не гений, но уже до­статочно близок к сумасшествию. К сожалению, Ромашин неуравно­вешен, разбрасывается, он отличный спортсмен, и, возможно, это обстоятельство мешает ему быть... гением.
Уессон поднял на собеседника спокойные прозрачные глаза.
- А может, наоборот? Я думаю иначе: спорт никоим образом не мешает гению, если это, конечно, гений. Спорт воспитывает чело­веческое в человеке, пожалуй, больше, чем любая научная дисцип­лина.
Травицкий, не желая возражать, только пожал плечами, у него было свое мнение.
По возвращении из Твери, где находился управленческий аппа­рат Технического Совета, Травицкий собрал всех работников бюро и сообщил:
- Наш институт будет головным разработчиком нового типа ТФ-аппаратуры. Но не торопите время: эта формула пока рай только
для теоретиков, для экспериментаторов и практиков же она явля­ется адом. Поэтому лучшие наши математические умы — Ильга,
Филипп, Денис — займутся «частными» выводами и поиском воз­можных отрицательных эффектов, а остальные примутся за дета­лировку и узловую проработку антенны и блока управления. Это сейчас главное. Осознаете, какая на нас теперь ответственность?
Все осознавали.
- Тогда за работу,— вздохнул Травицкий. Он-то знал, с ка­кими трудностями придется столкнуться работникам бюро.
Филиппу досталось продолжение поиска оптимального объема ТФ-передачи, дающего каждому человеку возможность переме­щаться по ТФ-каналу из любой точки пространства, не прибегая к услугам транспорта. Остальные конструкторы начали работать с энергетикой и автоматикой новых микростанций.
К концу августа восторги вокруг открытия поутихли, природа не хотела сдавать свои позиции без боя. Всем было известно, что механика мгновенного перемещения в пространстве наталкивается на издавна известный в физике принцип неопределенности, согласно которому. в применении к ТФ-связи невозможно с конечной точностью определить одновременно энергию тела, импульс и коорди­наты. Стационарная Тф-связь обходила этот закон тем, что пере­мещаемые тела жестко «привязывались» к таймфаговым линиям и, покидая передатчик, финишировали в приемнике. Для индивиду­ального же использования векторная связь не годилась, потому что, образно говоря, путешественник, исчезая в одном месте, не знал точно, когда и где он «вынырнет» в другом: в воздухе, на земле или под землей, плюс неизбежная неопределенность в скоростях движения субъекта и выбранной финишной зоны.
Филипп работал чуть ли не до изнеможения, по шесть-семь часов в день, яростно гоняя мозг мыслерапидом, и дважды про­пустил тренировки, из-за чего имел не совсем приятный разговор с Ребровым, хотя и не мог не признать, что тренер прав. С Аларикой он виделся за это время всего один раз, да и то случайно — в театре миниатюр, где она была вдвоем с Леоном Хрусталевым, игроком сборной. Женщина выглядела веселой, но самодовольная физио­номия Хрусталева отбила все желание подойти, и Филипп ушел из театра, даже не досмотрев спектакль. Не думать об Аларике он не мог, но странная апатия и сосущая пустота в груди после встречи надолго омрачила его настроение, заставляя заполнять пробел в сердечной сфере работой и тренировками.
Однажды после работы, когда Филипп полулежал в кресле с эмканом на голове, рисуя в объеме экрана тонкий девичий профиль
«идеальной подруги», в лабораторию зашел Травицкий, как всегда бесшумно и неожиданно, и, посмотрев на его «художество», обронил:
- Мне звонил Май Ребров...
Филипп поспешно стер изображение, выключил машину и снял эмкан. Травицкий мелкими шажками измерил расстояние от двери до пульта комбайна и остановился напротив. Глаза у него были усталые и запавшие, работал начальник бюро много и уставал, на­верное, не меньше Филиппа.
- Ты пропускаешь тренировки без уважительных причин.
Филипп отвел угрюмый взгляд.
- Ты думал, что вывел формулу и все? — Тон у Травицкого неожиданно сдвинулся в область отрицательных температур. — ведь не напрасно показывал тебе старинное чертежное приспособление — кульман, помнишь? Не понял ты намека, жаль. А на­мек был совсем прозрачный: для того, чтобы сделать что-нибудь выдающееся с помощью таких неуклюжих сооружений, нашим дедам необходимо было терпение! Понимаешь? Терпение! Проблема оказалась зубодробительнее и сложнее, чем ты думал, и, не решив ее с первого наскока, ты...
- Разве я не работаю? — не выдержал Филипп.
- Работаешь,— согласился Травицкий.— Но к а к?! Ты пере­стал быть синектором, ты сейчас раб машины, ее знаний и логики,
и только! Ты уже не творец, а фанатик идеи — хватаешься за ты­сячи возникающих новых путей и не доводишь до конца ни одного.
Если будешь работать в том же духе, я не разрешу тебе нагружать вычислитель больше двух часов в день... не перебивай! Слушай, что
скажу. Завтра мы слетаем на Меркурий, где строится новая антенна, опробуем аппаратуру пуска — и ты свободен. Даю неделю отдыха, можешь по желанию взять даже две или три, смени обстановку, впечатления, переживания, лети куда хочешь, хоть в другую галак­тику, но не смей думать о теории таймфага! Никаких попыток на­деть на голову эмкан! Когда-то смена впечатлений помогла тебе набрести на формулу, может быть, то же произойдет и еще раз. Вообще категорически запрещаю думать о работе! Это первое. Вто­рое: если не хочешь, чтобы я думал о тебе плохо — не пропускай тренировок, ни в ущерб себе, ни в ущерб остальным, тем более Реброву, который в тебя поверил. И третье: вернешься, проведем общий мозговой штурм по нашей проблеме с привлечением всех ведущих теоретиков таймфага, и тут твое психическое здоровье должно быть на высоте. Вопросы есть?
Филипп вздохнул и сгорбился, боясь поднять на руководителя бюро виноватый взгляд.
- Нет.
- Тогда до завтра.
Травицкий постоял немного рядом, погрустневший, добрый, как всегда, и вышел, оставив после себя ощущение беды.
Филипп помял лицо ладонями и скорчил своему отражению презрительную гримасу.
- Долго еще ты собираешься взр'ослеть, игрок? Инфантильная
личность?
«Инфантильная личность» в зеркальной панели в ответ скорчила рожу и промолчала.
- Понятно.— Филипп вздохнул.— Значит, безнадежен...
...
(C) Василий Головачёв "Особый контроль" 72 стр.