Количество жителей Токио влияет на климат.Скатал в верхнюю деревню

Хроносрезы

Подумав, он вернулся в гостиную, потянуло повнимательнее рассмотреть
картины на стене и многополочную нишу под узорчатым стеклом, где лежали
сувениры и личные вещи хозяина.

Картин было две. Без рамок и украшений, обе висели, не касаясь стены,
в нескольких сантиметрах от нее, похожие больше на великолепные топографии
неземных пейзажей. Но не способ крепления поразил Столбова и не их
толщина - сбоку они сливались в тончайшую линию, не видимую
глазом, - а впечатление глубины и жизни. Картины или голографии
казались окнами в чужие миры, от них невозможно было отвести взгляд.

На первой изображался зелено-голубой ночной лес, деревья которого,
хотя и напоминали земные сосны и пальмы, земными тем не менее не были.
Деревья светились, как и густая трава, и почва, и тропинка, ведущая
к строению, проглядывающему сквозь заросли.

Вторая картина отражала туманно-слоистый ландшафт, похожий на ландшафты
Титана: пятнистые, розово-белые пространства с зеркалами высыхающих
сизых озер, окаймленных искрящейся полосой солей, перламутровые языки
тумана, группки ледяных на вид скал, какие-то неясно видимые холмы,
похожие на скопления мусора, выцветшее небо в белесых разводах облаков.
Пастель. Или акварель. Ни одного яркого цвета, все зыбко и обманчиво
и в то же время убедительно и живо. Кажется, шагни туда, в этот светящийся
прямоугольник, и ты окажешься в другом мире, наедине с чужой жизнью.

Столбов протянул руку, ожидая встретить сопротивление материала первой
картины, и замер с гулко бьющимся сердцем: рука свободно проникла
в картину и словно включила какие-то механизмы, оживившие пейзаж.
Легкий ветерок прошелся по кронам деревьев, усиливая свечение листвы,
незнакомые запахи коснулись ноздрей, тихие шорохи и шепоты коснулись
слуха... Руке стало горячо, будто невидимые языки огня лизнули
ее с той стороны. Столбов отдернул руку, вернее, пытался отдернуть
и с ужасом понял, что картина держит ее, как будто рука вмурована
в бетон.

Снова жгучие языки огня лизнули ладонь, послышался нарастающий гул,
задрожали деревья, и... в следующее мгновение сильный толчок отбросил
Столбова от картины, так что он едва не врезался в лавку. Какой-то
человек загородил картину спиной, погладил ее руками, словно успокаивая,
повернулся к инспектору, разглядывающему руку, сплошь покрытую волдырями.
Это был Мальгин. Столбов поднял взгляд, покачал головой, сказал искренне:

- В жизни не встречал ничего подобного! Честно.

Мальгин молча принес зеленый тюбик, выдавил на ладонь инспектору пенящуюся
зеленую колбаску реанималона. Зашипело.

- Могло было хуже, я забыл вас предупредить. Это не картина.

- Но и не голография. А что, если не секрет?

- Хроносрезы. - Мальгин принялся что-то доставать, собирать
на столе, бросать в сумку, и все это быстро, ловко, бесшумно, без
единого лишнего жеста. Как он вошел в квартиру, минуя наблюдение,
Столбов не понял.

Боль в руке проходила. Мазь на местах ожогов пузырилась, становилась
фиолетовой, потом розовела, рука по локоть превратилась в пятнистую
лапу неведомого зверя.

- Моя рука - рука безумца, - пробормотал Столбов,
дав сигнал, что хозяин дома. - Что такое хронесрезы?

- Двумерные плоскости с остановленным на срезе временем. По сути,
это "куски" пространства с большим, но не бесконечным во времени
слоем жизни. В них можно войти и не выйти. Каждая такая "картина"
работает, как "черная дыра", время на ее горизонте для внешнего
наблюдателя останавливается. Мы будем вечно видеть тот мир неизменным,
а он будет жить по своим законам и вечно видеть наш мир.

Столбов задумался, поглядывая на руку.

- Вы говорите, можно войти? А жить? Или сразу - летальный
исход?

- Войти и жить. - Мальгин закончил наконец свои сборы, поглядел
на гостя, отчаянно пытавшегося выглядеть уверенным и спокойным. -
Но недолго. И не людям. Дмитрий, я знаю причину вашего посещения.